Гроза
В детстве для меня гроза для меня всегда была желанным природным явлением. С громом, молниями на полнеба, с ливнем, который потоками заливает всё вокруг. Это было необычно, так как дед мой, хозяйственный и домовитый грозу воспринимал как хлопоты, а бабушка очень боялась. Это сейчас, когда мне под сорок, я перестаю улыбаться, вспоминая, как он каждый раз, когда ударит гром, начинала собирать все документы в одну сумку и садилась на кухне, держа ее на коленях, закрывая при этом все окна шторами. Это сейчас я понимаю, что бабушка, пройдя войну слышала в раскатах грома и вспышках молнии не природу и не стихию, а совсем другое. Понимаю и запоздало жалею её, так как больше всего на свете мне тогда хотелось, чтобы она разделила мой детский восторг от этого буйства стихии. Мне было недостаточно слушать, как колотят дождевые потоки с неба по окнам и шиферу на крыше дома. Мне было нужно почувствовать это на себе. Ощутить родство этой стихии. Я выходил во время грозы из дома по любому доступному поводу с самого малолетства. Помочь деду закрыть чердачные двери, проверить клетки с кроликами, укрыть сено или же прочистить от листвы забившуюся канаву, которая растеклась рекой по огороду. Или же придумывал предлог — взять книгу в летней кухне и бежал через двор в свой закуток с книгами, где смотрел в узкое окно на ливень и молнии.
Долгое время для меня было самым желанным — это смотреть на грозу через чердачное окно дома, которое выходило на улицу и через которое открывался хороший обзор на многие километры, вплоть до железной дороги. На всём этом протяжении всполохи молний смотрелись ярче и увлекательней, чем позднее фильмы в «3D». Со временем, когда я стал чуть взрослее, я мог выбегать из дома уже без спросу и мчаться на наш холм, изрезанный оврагами, чтобы с него, возвышающегося над всей окрестностью смотреть панорамную картину стихии. И не просто смотреть, но и участвовать в ней, подставляя лицо обжигающим каплям, колотящимся в землю так, как будто хотят проникнуть в ее самую глубь как можно быстрее.
В посадках, что за оврагами на холме, удерживающими расползание почвы во время таких ливней можно было бродить среди дубков и слушать музыку грозы, смешанную с мелодией леса, отбиваемой в кронах деревьев, с количеством музыкальных оттенков, превышающим все представления о человеческих нотных грамотах. Когда меня спрашивают, ну если ты такой весь из себя — то придумай новый цвет или новый звук! А зачем? В мире уже всё есть. Кроме того, что есть — ничего не придумать. Попробуйте угадать, какая нота — удар капли дождя по листу дуба на верху кроны, слышимый у корней? Попробуйте угадать цвет отражающегося грозового неба в капле дождя, падающей вам на зрачок?
Гроза для меня стала событием, которое даёт возможность стряхнуть липкую пыль, накопленную за предшествующее время и подставив лицо стихии продолжить свой путь.
Я вел записи по годам, когда шли первые грозы. Переехав в общежитие я делал записи на обоях, а потом и в дневнике. Я ждал этого события также как дети ждут Деда Мороза на Новый год.
Многие спорят, когда же самое точное время отмечать новый год? На Масленицу или на Коляду? Первого января или первого марта? Или первого сентября? Для меня новый год начинается с первой грозы. Мой личный год. Когда можно распахнуть свою душу, окончательно стряхнув с себя оковы зимней спячки и быть уверенным в том, что тепло, которое у тебя внутри разольётся вокруг, встречая ответную радость.
До первой грозы, с начала календарного года, я зачастую пребываю в творческой прострации, не будучи способен начать какой-то новый проект или сподобиться на новые свершения, но грозовой ливень смывает во мне все оковы, как сор в придорожных канавах и я чувствую желание творить и созидать. Жить. Действовать.
Может быть небесное электричество передаётся моей нервной системе так, что бодрит меня крепче чем сотня чашек кофе, а может быть насыщенный кислородом воздух, кружит голову, вселяя эйфорическую веру в будущее — не знаю. Знаю, что если меня спросят — какое моё самое любимое природное явление — то я отвечу, что это Гроза.
