Проповедь язычника.
…Вчера под вечер ехал домой. Метро работало, а дороги стояли. Движение — это жизнь и вся она ушла под землю. Как сталкеры, мокрые и замкнутые, вылазили мы из недр земли и расползались по окрестностям. Накрапывал мелкий простудифилисный дождик, который мечтал стать снегом, но тёплый климат городских улиц не дал ему умереть счастливым. И он мстил… Мелко, надоедливо и нудно. У него просто не было иного выхода. Да и вообще ничего больше не было. Он просто падал. Частично на голову, частично на плечи и остальные части тела. Наверное, у него были какие-то свои, только ему объяснимые приоритеты, но, к сожалению, он пришёл издалека и его тихий шёпот из-за непонятного мне диалекта остался непонятым. На остановке было народу столько же, сколько, наверное, было в очереди на ковчег Девкалиона. А ковчегов, к слову, всё не было и не было. Выезд на улицу Профсоюзную с Новоясеневской был практически перекрыт. Впервые на моей памяти, водители, стоящие уже более получаса без движения из-за хамства других таких же водителей гудели все хором. Их гудёж сначала дерзкий и требовательный расплывался вдаль заунывной песней безысходности и обречённости. Каждый из них, будучи на месте тех, кто, наплевав на светофор, перекрывали перекрёсток по основной трассе, поступил также бы, презрительно скорчив мину в их сторону… «неудачники». Взывать ко всесущей ДПС было бессмысленно, ибо их алтарь на перекрестке уже был пуст, а «жрецы с полосатыми палочками» ушли на ежегодное всеобщее камлание. День был такой.
Ковчег «Коммунарка» прибыл без всякого расписания и все твари, совсем не по паре ринулись в него. Отдельно стоит упомянуть тот факт, что как обычно после получаса стояния на дожде (после строительства торгового центра денег на остановку уже не хватило), под холодным ветром и гудки озлобленных от безысходности водителей у ожидающих свой маршрут будущих пассажиров начинается реакция вымещения раздражения на ближнего своего. Обычно тут как раз и проявляется своего рода «социальная дедовщина». Безошибочным нюхом «альфа-пассажир» находит среди окружающих его людей человека из категории раздражителей и начинает его третировать. Тем самым, утверждая на будущее своё привилегированное положение в очереди и право поставить сумку в проход. В моём случае это оказалась молодая альфа-самка, которая возмутилась тем, что стоящая перед ней женщина держит зонт неправильно и с него на неё «капает и задевает». Чуть позже к ней подключаются «бета» и «гамма», рассчитывающие занять вторые и третьи места. Иногда возникает интересная коллизия, когда неожиданно, наоборот, против сильной «альфы» возникает коалиция «бет» и «гамм» пассажиров. Вероятно, играет роль харизма и уверенность в том, что эта «альфа» не будет заботиться о вторых и третьих. В результате пятиминутной перепалки была выстроена новая, слегка отличающаяся от изначальной иерархическая пирамида пассажирской очереди с неофициальными лидерами и аутсайдерами. После этого все успокоились и снова стали ждать. От перехода к следующему этапу утверждения иерархии в виде «изгнания из общества неугодных» не дошло. Потому что пришёл тот самый ковчег.
Тут вступил в силу его величество случай и водитель остановил ковчег несколько иначе, нежели чем предполагала установленная иерархия очереди. В результате первые стали третьими, третьи – первыми, вторые как были, так и остались, а водитель испортил себе карму. Сам он вылезать и обилечивать никого не пожелал, а сидел и ждал, как Харон на переправе, чтобы монетки сами падали в его мошну.
Лучшая социальная роль в толпе – это быть слегка вне её самой. Даже находясь в ней и принимая участие в некоторых спорадических движениях можно оставаться в своей социальной парадигме и не участвовать в жизни толпы как элемент её внутренней структуры. Это также возможно, как зайти в подъезд и не стать частью подъезда. Пока я размышлял об этом, мой подъезд торопливо и суетливо подталкивал меня к входу в ковчег, но при приближении к нему я замедлил шаг, в результате чего и оставшиеся индивидуумы также замедлили темп движения. Чтобы не воспринять на себя роль проявленного «альфа» пассажира я пропустил вперёд себя парочку «бет», которые восприняли это как признание их более высокого статуса, а отнюдь не как проявление вежливости.
Ковчег был полон. Изнутри даже казалось, что он распух, и его бока стали цеплять остальные корабли асфальтовых рек. Внутри салона, после занятия всех мест, ранее утверждённая социальная иерархия очереди устаревает, многие «альфа» отказываются от своей роли, в окружающем их социуме довольствуясь достигнутым, и снова начинается передел внутренней структуры пассажирской цивилизации. Кандидаты на активные позиции тут – это в самом начале – у рулевого колеса, ибо они вынуждены передавать весь поток денег и считать сдачу, и те, кто стоит непосредственно в конце, кто, протолкнувшись в конец салона, был разочарован отсутствием сидячих мест. И если первые заняли свою позицию сознательно, понимая, чего она от них требует, то вторые получили свою роль сугубо в порядке общей очереди как билеты в театр, на которых не написаны места.
Причиной возникновения иерархии в пассажирском салоне служит то же самое, что и в самом человеческом обществе – это выполнение различных действий и их градация по критерию значимости. Значимость же определяется степенью вовлечённости в него остальных членов сообщества или же заинтересованности в определённом исходе для себя лично каждого. Или убеждённости в том, что для него это важно. Так как в жёлтом ковчеге основным видом социально значимой деятельности является передача денег за проезд и сдачи, то, соответственно, вокруг этого действия и складывается социальная прослойка потенциальных «альфа» пассажиров. Причём многие изначальные «альфа» по сути, могут оказаться в стороне от событий в силу занимаемого ими положения не предполагающего значительное участие в процессе. Первичное выстраивание иерархии внутри салона не влечёт за собой изменение, каких либо внешних условий существования индивидуумов после распределения ролей. Это отличает его от формирования иерархии на свободном пространстве. Также в силу этого, возникающие конфликты на почве выстраивания не носят ожесточённого характера, подобного тем, что могут случиться до посадки в ковчег. Ещё одним отличием в данной ситуации, которое накладывает основную характеризующую черту на всё действие – это наличие несменяемой социальной роли, неподвластной социуму. Сие есть «кормчий». Зачастую конфликты внутри социума пассажиров, возникшие сугубо по вине самих пассажиров или третьих сил начинают перекладываться на этого «идола» — своего рода «козла отпущения». «Харону» же нет дела до тех, кто вошёл на его ладью, его задача получить плату за перевоз и перевезти. Причём в его собственном мире, где окружающее его пространство преломлено в свете его собственных ценностей пассажиры представляются не отдельными единицами бытия, а массой, с редко выраженной индивидуальностью. Зачастую, не получив нужного количества денег при сборе своё недовольство «Харон» вымещает на пассажирах вообще, не обращая внимание на правых и виноватых. Своего рода зеркальное отношение категорий двух разных миров пересекающихся в некоторых точках пространства.
При наличии особой ловкости, в основном ума, можно свободно путешествовать между этими «мирами» и общаться как с той, так и с другой категорией на их языке, получая возможность влияния на ситуацию. Наиболее остро проявляется способность отдельного индивидуума повлиять на ход действа в самых пиковых по напряжению ситуациях – это в момент срыва при ожидании ковчега, момент подхода ковчега и захода в него, передача оплаты и высадка. В скорбном потоке людей спешащих на ковчег, но попадающих на ладью Харона, в течение многих поколений вырабатывается своя, первоначально не заметная, но весьма структурированная гармония. Можно никогда в жизни не задумываться о ней и просто плыть по течению, тем более что течение тут выбрано самими Хароном, а ты сделал свой выбор, лишь только вошёл на ладью.
Но каждый шаг в этом выборе, каждое действие – участие или безучастие – это тоже выбор. И то, как часто ты отказываешься от участия – это как часто ты отказываешься делать выбор, превращая свою жизнь в поток автоматизированных движений.
Если ты начинаешь делать выбор только тогда, когда тебя толкают на это – значит это не твой выбор.
Вот, в толкучке, седой мужик, стоя к тебе боком, наступил тебе на ногу. Он не мог не видеть тебя, не знать, что твой ботинок итак упирается в него. И вот только тогда ты начинаешь играть? Неважно что: бросаться в драку, наступать в ответ, улыбнувшись виновато извиняешься сам… А как же до этого? Где твоя – твоя собственная роль? Где? Да очень просто… Она у тебя, но ты не знаешь ни слов, ни того, как их следует произносить. Всё оттого, что всю свою жизнь ты пропускал эти роли, думая, что они мелки и недостойны тебя, и в результате тебе остались только «кушать подано», да и те ты отыгрываешь далеко не всегда. И куча других ролей в потоке проходящих дней проносится мимо тебя, оставаясь незамеченной твоим ленивым и разнеженным сознанием, переставшим фиксировать всю прелесть нашего бытия во всех своих проявлениях. Если ты перестал замечать, сколько снежинок нужно чтобы покрыть пуговицу на твоём пальто, какие морщинки появляются на лице твоей матери, когда она улыбается, сколько спичек нужно чтобы сложить домик, какого цвета становится день, когда Солнце уходит за тучу, то ты никогда не сможешь сыграть свою роль. Каждая из ролей, которая будет играться тобой – будет вынужденной, и будет приходить из сценария другой жизни, другого человека или просто потока бытия. Каждая из этих ролей будет угнетать тебя подспудным осознанием того, что ты не владеешь ею. Ты только тогда сможешь полностью насладиться потоком жизни, когда будешь принимать участие в каждой молекуле событий, что проносятся мимо тебя. Когда ты станешь обращать внимание на то, на сколько нужно замедлить шаг, чтобы на эскалаторе в метро не затормозить очередь, но и не наступить на ногу впередистоящего, когда ты станешь замечать, как меняется небо, когда начинают петь соловьи, как выглядит лицо человека, который страдает, но не считает возможным сказать об этом, насколько миллиметров в день растёт трава на том лугу, что вы выбрали для летнего отдыха – вот только тогда, все твои реплики и репризы будут входить в пространство бытия непреложным фактом, вкрапляясь и оставаясь там навеки сыгранной ролью в истории мироздания. Мироздание всегда отвечает вам взаимностью. В том числе и в вашем равнодушии. Ведь отразить равнодушие – легче и проще всего на свете.
Заметьте. Заметьте, наконец-то, жизнь. Сотни тысяч ролей даётся вам ежедневно, вы выбраны актёром бытия, вам доверена роль вас самого в этом мироздании. Самая важная роль – важнее её нет и быть не может. Играйте её. Играйте. Потому что жизнь – это игра.
Да, жизнь – это игра. Да в ней куча ролей, но, к сожалению, многие из них не сыграны, или играются так, как бы в полусне. На автомате звучат заученные ещё в утробе слова «кушать подано», зачастую с той же интонацией, что и «идущие на смерть – приветствуют тебя!», а окружающие актёры также равнодушно спешат отыграть свою роль и погрузиться в небытие. Им не важно, как играть самим и вряд ли они оценят, как играют другие – такие же, как и они. И небытие поглощает бытие, делая наш мир скучным, серым и безразличным.
Да, жизнь – это игра. И к этой игре люди настолько привыкли, что перестали понимать и осознавать её суть, зачастую уже и, перестав задумываться о смысле реплик. Эта игра стала настолько обыденной, что потеряла свою изначальную красоту и привлекательность, а выход на сцену превратился в отбывание повинности, которая тяготит и гнетёт исполнителя роли. И мир, прекрасный театр всех жизненных жанров становится серым павильоном с усталыми актёрами, которые спешат на перекур, видя в нём для себя основный смысл пребывания в театре.
Да, жизнь – это игра. Каждый, кто живет, играет свою роль. Весь вопрос в том, что он сам выбирает, кого ему играть. Принц может играть нищего, а нищий – принца, Петька – Чапаева, а Гамлет – свою тень. Но помимо этого каждый выбирает, как ему играть. Отбить пару реплик и удалиться со сцены, или же сыграть так, чтобы сцены других актёров зажглись твоим талантом…
Это и есть самый главный выбор. Не тот, когда ты выбираешь номер маршрута. Не тот, когда ты выбираешь роль. Не тот, когда ты выбираешь, как поступить. Только тот, когда ты решаешь играть тебе в жизни или же нет. Когда ты решаешь – «быть или не быть» тебе в этой жизни. Ходить серой тенью, не замечая игры вокруг, или же, хватаясь за каждый шанс, отыгрывать каждую реплику, каждый шаг, каждое действие так, словно… словно это не просто игра… а твоя Жизнь. Жизнь, в которой есть куча ролей – отца, сына, брата, деда, друга, пассажира в маршрутке, соседа по купе в поезде, просто прохожего – и каждая из этих ролей настолько полна смысла и самобытна, насколько полны этого смысла и самобытности вы сами.
Не упускай свой шанс. Играй самого себя так, чтобы тебе самому не было скучно жить. Ведь эта роль принадлежит только тебе.
Д. Панкратов (Рагнар Хорс)
18.11.2009