Паровозик и глазик.

Продолжу всплески детских воспоминаний. Село наше, в котором я прожил долгое время, расположено на излучине заболоченного озера и разделено дорогой из Тамбова в Кирсанов на две части – верхнюю и нижнюю. Нижние имели огороды и лодки (некоторые), а верхние огороды и большие участки. Наш дом стоял на верхней части, которая упиралась в длинную возвышенность, изрезанную оврагами. Чьи-то участки, как наш были овражными, чьи-то на возвышенности. Дед, когда купил этот дом, сразу занялся озеленением, усадив весь овраг деревьями и кустарниками. Там было три яблони, три березы, рос старый клен, который был высажен еще предыдущим владельцем и еще дед посадил сосну у самой излучины ручья, который шел по оврагу через наш участок. Сосна укрепилась основательно, сковав своими корнями разрушающийся и расползающийся под напором воды грунт. Березы – были любимым деревом для тренировки обезьяньих навыков лазания по деревьям. Детьми мы были легкими и ветки держали наш вес, практически не прогибаясь у основания. Забравшись на самую макушку, где начинал гнуться уже ствол самого дерева, я любил сидеть на развилке веток и качаться вместе с ними в такт порывов ветра. Видно оттуда было довольно далеко, хотя часть села скрывалась излучинами оврагов и ближними домами. Но там мне было важно это ощущение высоты, невероятного уюта, близости дышащей свежестью древесной коры и колебания в такт ветра. Лазить на дерево я начал практически сразу после того, как научился уверенно ходить и стал отправляться на прогулки без сопровождения взрослых. Сидеть наверху в развилке веток я мог достаточно долго, зачастую час и более. Ощущение бытия захватывало меня настолько сильно, что время уже не имело значения. Но иногда мне хотелось видеть  больше, чем давал обзор с дерева и я слазил с него и забирался на холм, к началу нашего оврага. Там, на самой высокой точке села, я садился на самый краешек кромки оврага. Овраг у нас был образован сразу двумя ручьями, а потому имел в основании м-образный выступ на полтора метра, который я гордо именовал «чертовым когтем». Разделившись, ручьи потом соединялись в центре оврага и уже у корней сосны во время ливней бушевали сильным единым потоком. Шум этого ручья был слышен даже за стеной нашей летней кухни. Потом дед сделал бетонную окантовку для ручья через наш участок и гул потока по грунту сменился тихим шумом воды, шелестящей о края бетонной кромки. Но это внизу. Вверху, там, где овраг только начинался, сидя на «чертовом когте», я слушал мелодичное журчание тонких ручьев, которые сходились с поля на наш овраг. С этой точки было видно все наше село, и даже большая часть Кирсанова. Был виден весь огромный заболоченный луг-озеро, за которым на расстоянии чуть больше километра была железная дорога. Что такое детство без железной дороги?…