Самострел

самострел (продолжение)

Рассеянность, вкрадшаяся в мой детский разум, практически полностью поглотила его, и единственным моим желанием на тот момент стало уже просто избавление от тягостной нерешительности ситуации и возможность сделать что-то конкретное

Чувство и ощущение той рассеянности, вызванной, вполне, быть может, самой первой жизненной дилеммой, впиталось глубоко в мое сознание и запечатлелось в нем навеки совершенно неприятным и негативным фактором, который я в дальнейшем стремился всячески избегать, принимая решения практически сразу, зачастую пусть и опрометчиво, но стараясь выправить ситуацию уже по ходу действия, а не стоя в нерешительности перед закрытой калиткой.

Калитка…

У нас на селе было несколько оград. Самая первая — ближняя к дороге, была фактически государственной, хотя и огораживала наши участки от тропинки перед проезжей частью. Ее чинили и красили раз в год на средства колхоза, заменяя отдельные, уже ставшие ветхими секции забора. Забор был условный, две длинные направляющие, которые крепились на вкопанных в землю деревянных столбах, высотой не более метра. А на них секции штакетника, срезанные под обоюдным острым углом кверху. За этим забором находился другой, тот, который отделял уже сам придомный участок от тропинки перед домами, которая также была общественной. Так вот при общей утилитарности первой ограды, вторая же была индивидуального изготовления, и, хотя, большинство ставило ограду совершенно условно, обозначая границу для своих кур и других домашних питомцев, некоторые все же делали из нее произведение деревянного зодчества. Так у самой школы, где как раз жил Санька, ограда была резная, раскрашенная в три цвета и служила украшением для глаз проходящих мимо.

И калитки…

Вот двух одинаковых калиток у нас на селе вряд ли можно было найти. У кого-то это была секция штакетника с укрепленной рамой, у кого-то самодельные одностворчатые ворота. У нас была односекционная в рост человека калитка из плотно пригнанных друг к другу штакетин, укрепленных крест-накрест дополнительными рейками. С обратной стороны на калитке был шпингалет. На высоте пояса в калитке, рядом с ручкой была узкая прорезь для того, чтобы можно было просунуть руку и открыть калитку самому, не зовя никого из домашних.

Вот у этой калитки я и застыл, когда слез с чердака и пошел гулять. Вероятно надолго, потому что бабушка окликнула меня и спросила, иду ли я на улицу или остаюсь дома. Дернувшись от ее вопроса, я откинул шпингалет и выскочил на улицу.

Дойдя до ограды у тропинки, я снова остановился. Голова разболелась, лицо горело огнем, я чувствовал себя больным и разбитым. В какой-то момент прилив крови в голове достиг определенного максимума, и я ощутил злость. На тот момент для меня это было довольно новое чувство и я, восторженно, будучи охвачен им, ощутил прекращение головной боли и болезненного тремора в теле. Рванувшись обратно во двор, проскочив двор, пробежав на одном дыхании весь подъем на холм через овраг, я выскочил на холм к посадкам, которые огораживали колхозное поле и уже по ним, понесся сломя голову к школьному оврагу, рядом с которым жил Санек. Не озираясь и не раздумывая, даже не предполагая того, что Санек или кто другой в выходной может быть на сеновале или же просто поблизости, не сбавляя ходу, я ворвался в сенник, раскидал сноп, стоящий у двери, поднял доску и схватил самострел. Также быстро я домчался до посадок и уже там, отдышавшись, пошел спокойным шагом в сторону дома. На пути встретил Санька малого, который был с нашей стороны и жил через пять домой от моего. Санек шлялся по посадкам, ища дождевики, которые у нас считались сорными грибами и не собирались для пищи. Забава была только в том, чтобы найти перезрелый гриб и, прыгнув на него, сделать «пых!». Таким образом, количество дождевиков росло, а мы участвовали в распылении их спор. Показав Саньку добытый трофей, я дал ему его рассмотреть и сказал, что надо сообщить всем нашим. На сегодняшний день мы вели по счету, имея в своих рядах шестеро «живых» против пятерых у противника. Добравшись до нашего спичечного телефона у меня на яблоне во дворе, мы оповестили своих соседей о сборе, а те, точно также оповестили остальных. Итого, через час, у меня в овраге собралось пять человек, шестой – Сережка уехал на рынок в город вместе с родителями. Выслав малого на разведку, мы стали решать, как поступить. Заслужив похвалу за изъятие оружия у противника, я, пользуясь внезапно возросшим статусом, предложил идти прямо по улице, пустив впереди по обочине дороги нашего Санька, а самим, прячась по палисадникам, следить за теми, кто нападет на него. Санек, вернувшись с разведки, сказал, что все сидят по домам, либо обедают, либо ушли на речку, которая у нас была нейтральной территорией. Обрадованный высоким доверием, Санек сразу согласился быть приманкой в нашей атаке на противника. Чтобы не вызвать недоверия решили добежать до сельпо*, которое стояло на окраине, и уже оттуда зайти в село через территорию противника, чтобы казалось, будто бы Санек идет с речки. Через час все началось. Было чуть за полдень – самый солнцепек, обычно в это время в выходные дни, все, кто не уехал на рынок по делам, либо сидят дома, пьют чай, да домашний квас на хлебных корках, либо же идут на речку. Получилось очень удачно. Практически сразу, как только Санек вышел на обочину, навстречу ему попались двое наших противников. Сережка из первого и Валера из второго. И только Валерка держал самострел и считался противником, потому Сережка сразу ломанулся бежать домой за своим, а Валерка начал кричать, созывая остальных. При этом и он и малой Санька обстреливали друг друга горошинами с минимальным результатом, надеясь лишь каждый на свое преимущество в подмоге. Мы были первыми. Обойдя по палисадникам Валерку, мы выскочили практически в упор к нему и закричали «Огонь! Огонь! Огонь!». Сигнал, по которому начиналась разборка преимущества. В нашем случае оно было слишком очевидным, чтобы спорить и Валерка, слегка скривившись, засунул свой самострел подмышку, осматривая нашу пятерку. Буквально через пару секунд, он, ухмыльнувшись, зашагал по дороге. Вслед ему кричали «ты сегодня убит!!», на что он махнул рукой и крикнул в ответ «я на речку до вечера!». Запрыгнув обратно в палисадник, мы, разгоряченные удачей стали ждать. Буквально через пару минут после этого, которых хватило как раз на то, чтобы Валерка скрылся за поворотом после остановки у сельпо, на дороге, стремглав несясь в нашу сторону появились двое. Возвращавшийся Сережка и тот самый Санька. При обычных обстоятельствах, мы бы вступили в перестрелку, наставили бы друг дружке синяков и разошлись, посчитав потом потери каждой стороны, но тут мы все знали, что Санькин самострел у меня. И выскочили на них все вместе.

«Огонь! Огонь! Огонь!»…

* «сельпо» — сельский магазин, который на тот период продовольственного избытка служил в основном для закупок муки, сахара, соли, кильки, спичек и туалетной бумаги. Все остальное покупалось на рынке или обменивалось между соседями взаимозачетами.