Самострел

Когда мне было лет пять, то моей основной забавой была игра в войнушку с такими же мальчишками. Местность наша пересеченная оврагами и посадками к сему занятию благоволила, и мы проводили за ним долгое время до самых потемок. Сначала играли простыми деревяшками, которым кое-как своими руками был придан вид оружия. Потом у кого-то появились покупные, пластиковые. Наша промышленность поощряла детскую милитаризацию и выпускала достаточно игрушек такого рода. У меня был бело-синий агрегат, отдаленно напоминающий смесь АК-47 и бластера с батарейками, которые при нажатии на спусковой крючок издавали жужжание и треск и включали мигающую лампочку в пламегасителе, имитируя тем самым стрельбу. Но это был лишь второй этап, когда было много внешних условностей и споров о том, какое оружие на сколько метров может бить, попал с него ты или промазал, ранил или же убил. Зачастую споры затягивались, а потом вообще стали занимать больше времени, чем сама игра. Но мы были простые деревенские дети, родители и дедушки которых резали на обед кроликов, гусей и кур, откармливали на забой телят и хряков. Потому понятие причинения боли для нас было несколько отличным от того, как оно осознавалось другими сверстниками, которые не сталкивались с такими реалиями. Кто из нас первым предложил использовать в игре духовые трубки и самострелы, я не помню, но идея была одобрена нами всеми без всякого участия родителей. Вместо пуль у нас был сухой горох, запасы которого в каждом доме были более чем значительные. Сначала мы опробовали самострел с резиновой рогаткой на дистанции в 20 шагов по ногам в штанах.

После того, как каждый из нас обзавелся парочкой тестовых синяков, было решено, что ближе 10 метров не стрелять и в голову не целить. После этого все приступили к изготовлению своих новых средств ведения боевых действий. Так как даже в таком возрасте на селе дети были достаточно свободны от родительской опеки, то делали все практически открыто, ни разу не нарвавшись на вопросы. Стандартный наш самострел представлял собой обструганную деревяшку, обычно просто прямоугольной формы с прибитой сверху деревянной бельевой прищепкой, которая удерживала резинку, натянутую на два вбитых гвоздя у другого края деревяшки. Некоторые особо старательные делали рукоятку, а особо одаренные, понимая, что разброс неизбежен, делали сверху направляющую в виде алюминиевой полой трубки с прорезями под ход резинки. Пара человек (уже второклассники) додумались до каких-то рычагов, сделанных из старых мышеловок, позволявших раскрыть прищепку, нажав наподобие спускового крючка у рукоятки. Мы играли. Количество синяков увеличивалось. Рост потенциал опыта применения устройств. Вносились конструктивные изменения. Единственное, что нами не было придумано — это многозарядность, которая у нас была применена лишь в виде установки сразу двух независимых прищепок с разных боков, позволяющих выстрелить дважды. Однако держать заряженным две прищепки и при этом пробираться обходными путями через огороды в тыл условному противнику было сложно и конструкция не прижилась.

У нас были определенные территориальные условия — не вести стрельбу по человеку, который забежал во двор. Причем такой человек считался выбывшим из игры на этот день. Это спасало нас от разбитых окон и вопросов старших. Село было поделено на две части и все ходили друг к другу на разведку. Мой дом находился практически на границе, и мне было очень удобно наблюдать за перемещениями противника с чердака своего дома. Меня видно не было, а мне было видно пол-улицы и часть палисадника. Конечно, обход по задним оврагам я бы не заметил, но все равно очень часто замечал единичных разведчиков и сообщал своим об их появлении. Для этой цели у нас была целая система спичечных телефонов, с которыми знакомы практически все дети. Натянутые до предельной упругости нитки между домами, на концы которых были примотаны спички, вставленные в коробок, давали вполне хорошую слышимость на не очень больших расстояниях. Каких-то колокольчиков или бубенчиков мы не использовали. Во-первых, было легко спутать наш сигнал с простым бренчанием лошадиной повозки или домашней скотины. Во вторых это могло разоблачить тот факт, что мы обнаружили разведчика. А обнаружение сулило гарантированный успех. Было принято условие, что при троекратном превосходстве человек, попавший в окружение, автоматически пленился. Поэтому собрать троих ребят и занять позиции в палисаде, при знании маршрута противника было проще, чем весь день проводить в стычках с равным результатом. Через пару недель такой тактики мы стали вести по очкам побед. Это вызывало неудовольствие тех, кто играл за противника и во время водяных перемирий, когда мы ходили на речку Прорву* купаться все вместе мы спорили и ссорились из-за этого. Это недовольство порождало новые методы ведения войны, когда одиночки уже перестали ходить на разведку и шли только парами или даже по трое. Собрать быстро шестерых и более ребят было уже затруднительно, а потому нас хватало только на то, чтобы организовать засаду и вступить в бой, уже не предполагая пленения противника.

Играли уже многие. От четырехлетних, которые сквозь дырки в заборах выглядывали неприятеля с рогатками в руках до третьеклассников, которые учились в первую смену, а потом, забросив до вечера ранцы и бегали на прорыв. Получили распространение глубинные обходы, когда для того, чтобы попасть на территорию противника делался не просто обход по задним оврагам, а огромный круг за посадками на колхозном поле. С другой стороны села было заболоченное озеро, и пара попыток пройти по нему чуть не привела к несчастному случаю. Зато, несмотря на то же оружие и горошины синяков стало гораздо меньше, так как теперь войнушка перестала быть банальной перестрелкой, а увлекала азартом тайности наших перемещений, невидимых для другой стороны. Зачастую, прокравшись и обстреляв втроем одного из своих зазевавшихся противников, удавалось также скрытно быстренько сбежать на свою территорию. Мы уже не мчались, радостно гогоча открыто по улице, зная, что из-за ограды можем также получить горошиной по ногам, а оббегали таким же длинным крюком. А так как после трех-четырех таких успешных заходов мы поняли, что противник, выведенный из себя нашей акцией тут же пойдет всей собранной братией в ответ на нас и сравняет, а то и перевалит в свою пользу счет, научились не разбегаться сразу по домам, а прятаться в ближних посадках, ожидая ответа противника.

В один прекрасный день я придумал новый план. Мы по прежнему, хоть и редко, бегали на чужую сторону по одиночке и в один из таких рейдов я заметил, что Санька-второклассник, обладатель одного из самых злых самострелов кладет его на ночь не дома, а в сеннике, где у него оборудован тайник в стоге. Обезоружить своего противника до начала боя — это была идеальная стратегия победы. Я пытался выследить, куда девают свои самострелы другие супротивники, но не преуспел в этом из-за того, что придуманный мной план горел внутри меня, не позволяя лежать без движения несколько часов в кустах у кромки врага, наблюдая за дворами. Всю ночь я проворочался, не имея возможности заснуть. Меня глодало то, что я не мог разобраться в своей задумке. Плоха она или хороша. С одной стороны, я давал преимущество нашей команде, выводя из строя без особых усилий одного из сильных противников. С другой стороны… я брал без спросу чужую вещь. И эта дилемма, которая расшатывала мое сознание тем, что это игра, в которой нужен результат, а с другой стороны это всего лишь игра, в которой не дело поступаться принципами обычной жизни. Но ведь по игре мы противники, а к противнику не применимы такие принципы. А с другой стороны с этими противниками мы на выходных ходили на речку, и тот же Санька хвастал своим самострелом, давая пострелять с него мне. Но тут же вспоминал, какой синяк он поставил Ваньке, стреляя в него из-за забора почти в упор, после чего у Ваньки была гематома размером с половину икры, и он ходил хромая. А с другой стороны, Ванька сам виноват, что так подставился и это все-таки войнушка, а не куклы. И куча-куча всяческих мелочей и если да кабы. Утром, не выспавшийся, я после завтрака, сходил с дедом на покос, помогая ему уложить снопы и быстро перекусив, залез с книжкой на чердак к окошку, поглядывая на улицу. Решение так и не сформировалось у меня окончательно.

Продолжение на следующей странице.

* несмотря на свое название, речка Прорва была спокойным водоемом, но с множеством омутов и холодных ключей, которые до жути не любили пьяных, забирая в год по одному или два человека в обязательном порядке.

4 комментариев к “Самострел”

  1. >>Тогда я понял несколько вещей. Даже скорей не понял, а осознал.
    Зато Санька тогда наверное осознал совсем другое

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

  • Instagram
    Instagram

  • Счётчики
    Яндекс.Метрика